Что значит замурзанной ушанке
Что значит замурзанной ушанке
Слово о Богородице и русских солдатах
За тучами летучими,
За горами горбатыми
Плачет Богородица
Над русскими солдатами.
Плачет-заливается за тучкою серой:
«Не служат мне солдаты правдой и верой».
Скажет она слово –
лист золотится;
слезу уронит –
звезда закатится.
Чует осень долгую перелетная птица.
Стояли два солдата на посту придорожном,
ветром покрыты, дождем огорожены.
Ни сухарика в сумке, ни махорки в кисете –
голодно солдатам, холодно им на свете.
Взяла их Богородица за белые –
нет! –
за черные руки;
в рай повела, чтоб не ведали муки.
Привела их к раю, дверь отворила,
хлеба отрезала, щей наварила;
мол, – ешьте, православные, кушайте досыта,
хватит в раю
живности и жита.
Хватит вам, солдатам, на земле тужити,
не любо ль вам, солдатам, мне послужити.
Съели солдаты хлеба по три пайки.
Жарко стало – скинули «куфайки».
Закурили по толстой.
Огляделись в раю.
Стоит белая хата на самом краю.
И святые угодники меж облаками
пашут райскую ниву быками,
сушат на яблонях звездные сети…
Подумал первый солдат
и ответил:
«Век бы пробыть, Мати, с тобою,
но дума одна не дает покою, –
ну как, Богородица,
пречистая голубица,
бабе одной с пятерыми пробиться! –
Избу подправить, заработать хлеба…
Отпусти ты меня, Пречистая, с неба».
И ответил другой солдат –
Тишка:
«Нам ружьишки – братишки,
Сабли востры – родные сестры.
И не надо, Богородица, не надо мне раю,
когда за родину на Руси помираю».
Не сказала ни слова, пригорюнилась
Пречистая.
И опять дорога.
Опять поле чистое.
Идут солдаты страной непогожею.
И лежит вокруг осень
мокрой рогожею.
1942–1943
Давид Самойлов:
Стихов я осенью 42-го и зимой 43-го не писал, да и позже писал редко и плохо. Но порой записывал строки или строфы, случайно пришедшие на ум. Некоторые из этих строк надолго сохранились в моем чувствовании. И потом через много лет вошли в стихотворение. Например, первая строфа «Прощания юнака» записана в первой моей фронтовой книжечке. Почему-то я назвал это «Сербская песня».
Прощание юнака
Из «Балканских песен»
Ты скажи, в стране какой,
в дальнем городе каком
мне куют за упокой
сталь-винтовку со штыком?
Грянет выстрел. Упаду,
пулей быстрою убит.
Каркнет ворон на дубу
и в глаза мне поглядит.
В этот час у нас в дому
мать уронит свой кувшин
и промолвит: – Ах, мой сын! –
И промолвит: – Ах, мой сын.
Если в город Банья Лука
ты приедешь как-нибудь,
остановишься у бука
сапоги переобуть,
ты пройди сперва базаром,
выпей доброго вина,
а потом в домишке старом
мать увидишь у окна.
Ты взгляни ей в очи прямо,
так, как ворон мне глядит.
Пусть не знает моя мама,
что я пулею убит.
Ты скажи, что бабу-ведьму
мне случилось полюбить.
Ты скажи, что баба-ведьма
мать заставила забыть.
Мать уронит свой кувшин,
мать уронит свой кувшин.
И промолвит: – Ах, мой сын! –
И промолвит: – Ах, мой сын.
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с запада к востоку…
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звездочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, веселый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И все на свете понимаю.
Как это было! Как совпало –
Война, беда, мечта и юность!
И это все в меня запало
И лишь потом во мне очнулось.
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
1961
Песенка гусара
Когда мы были на войне,
Когда мы были на войне,
Там каждый думал о своей
Любимой или о жене.
И я бы тоже думать мог,
И я бы тоже думать мог,
Когда на трубочку глядел,
На голубой её дымок.
Как ты когда-то мне лгала,
Как ты когда-то мне лгала,
Как сердце девичье своё
Другому другу отдала.
И я не думал ни о ком,
И я не думал ни о ком,
Я только трубочку курил
С турецким табаком…
Когда мы будем на войне,
Когда мы будем на войне,
Навстречу пулям понесусь
На молодом коне.
Я только верной пули жду,
Я только верной пули жду,
Что утолит мою печаль
И пресечет вражду.
1982
Об авторе:
Давид Самойлов (1 июня 1920 – 23 февраля 1990) – поэт и переводчик. Рядовой, разведчик.
Родился в Москве, в семье врача. Настоящее имя – Давид Самуилович Кауфман. В 1938 поступил в ИФЛИ, где его товарищами и соучениками были Лилианна Маркович (Лунгина), Сергей Наровчатов, Павел Коган, Борис Слуцкий, Михаил Кульчицкий.
В начале войны был направлен на трудовой фронт – рыл окопы под Вязьмой. Тяжело заболел, был эвакуирован в Самарканд, где учился в Вечернем педагогическом институте. Вскоре поступил в военно-пехотное училище, которое он не окончил. В 1942 году был направлен на Волховский фронт под Тихвин. После тяжёлого ранения служил в тыловой части, откуда вырвался на фронт с помощью Ильи Эренбурга.
В годы войны, кроме «серьезных» стихов, сочинял стихотворные сатиры на Гитлера для гарнизонной газеты под псевдонимом «Семён Шило».
Первая послевоенная публикация – «Стихи о новом городе» в 1948 году в журнале «Знамя». В 1950-е годы в основном занимался поэтическим переводом с албанского, венгерского, литовского, польского, чешского языков; сочинял детские пьесы для радио.
Первая книга стихов «Ближние страны» вышла в 1958 году очень небольшим тиражом, но вызвала большой интерес в кругу любителей поэзии и профессионалов. Его творчество отмечали А. Ахматова, Н. Заболоцкий, К. Чуковский, С. Маршак.
Затем появились поэтические сборники лирико-философских стихов «Второй перевал» (1962 год), «Дни» (1970 год), «Волна и камень» (1974 год), «Весть» (1978 год), «Залив» (1981 год), «Голоса за холмами» (1985 год).
Юмористические стихи, написанные для дружеского круга, вошли в его посмертный сборник «В кругу себя». Многие стихи стали песнями, которые исполняли известные певцы и барды.
Дружил с Юлием Даниэлем, Анатолием Якобсоном, Лидией Чуковской, с которой находился в многолетней переписке. Подписал письма в защиту Даниэля и Синявского (1966), Гинзбурга и Галанскова (1968), после чего «в наказание» был рассыпан набор книги его избранных стихотворений, готовившейся в издательстве «Художественная литература».
C 1974 года жил в Пярну (Эстонская ССР). Умер 23 февраля 1990 года в Таллине. Похоронен в Пярну.
Военная служба
На втором курсе Давид решил добровольно отправиться на финскую войну, однако подкачало состояние здоровья. В начале Великой Отечественной работал на рытье окопов близ Вязьмы Смоленской области. Тяжелый труд отрицательно сказался на здоровье Давида, поэтому ему пришлось отправиться в Самарканд,где продолжал обучение в Вечернем пединституте. Однако мысли о военной службе не покидали юношу. Он, поучившись совсем немного в военно-пехотном училище, ушел воевать. В 1942 попал на Волховский фронт. Спустя год был тяжело ранен осколком мины, повредившим руку. В мартовском бою 1943 за деревню Карбусель в Кировском районе Ленинградской области проявил себя героически: один ликвидировал 3-х фашистов в рукопашном бою, за что был награжден медалью «За отвагу».
Что значит наше поколенье?
Война нас ополовинила.
Повергло время на колени,
Из нас Победу выбило.
После выздоровления его направили для прохождения службы в тыловую часть. Рвался на фронт. В марте 1944 уже в звании ефрейтора Давид Кауфман при помощи Ильи Эренбурга возвратился в строй. Воевал на Белорусском фронте в 3-й отдельной моторазведроте. По совместительству как грамотный человек выполнял обязанности писаря. В ноябре того же года его наградили медалью «За боевые заслуги», а летом 1945 – орденом Красной Звезды, который был вручен за захват вражеского бронетранспортера и пленение фашистского унтер-офицера, предоставившего советской разведке важную информацию.
Давид Самуилович – героическая личность. Он прошел войну, принимал участие в битве за Берлин, был ранен, отмечен боевыми наградами, а также почетным знаком «Отличный разведчик». Естественно, грозные военные годы наложили отпечаток на всю его дальнейшую жизнь, навсегда оставшись в душе и сердце этого талантливого человека и вылившись в дальнейшем в его проникновенные поэтические творения.